В XVI веке на эти берега прибыл молодой инициативный монах Диего де Ланда и принялся культивировать христианство. Индейцам майя Христос понравился: бог человеческого происхождения (как и Кецалькоатль), принесённый в жертву (это ли не почётно!); крест – тоже родной и привычный символ мироздания. Трудность была только в том, что, принимая Христа, от старых богов майя не торопились отказываться. О заслугах де Ланды есть две правды. Одна – что отчаявшись перевоспитать майя, он впал в геноцид, истреблял краснокожих недоверков и жёг костры из священных майянских книг – так всё и спалил, в результате чего уцелевшие кодексы майя можно счесть по пальцам. Другая версия – де Ланда всем сердцем любил майя, а если и сжёг несколько ветхих книг – то только те , что принесли ему за ненадобностью новообращённые христиане, – притом сделал это с наибольшей помпой, для католической отчётности. Прочие кодексы, которые уже мало кто умел читать, ввиду упадка майянской державы, просто истлели от времени. Так ли, иначе ли, де Ланда похоронен в юкатанском городе Мерида, а нам остались его «Записки о делах в Юкатане», в которых заключён ключ (тавтология, ну и ладно) к иероглифам майя. Ни сам Ланда, ни кто после него не сумел этим ключом воспользоваться, пока это не сделал в 1952 году Юрий Валентинович Кнорозов. Развивать тему не буду, потому как не моя епархия, хотя, признаюсь, жутко интересно. Рулю к птичкам.
Если поедете отдыхать на Ривьеру Майя – не парьтесь с выбором отеля: прогадать невозможно. Мы с женой выбирали мучительно, чтобы побольше зелени и живности. И преуспели: нам достался райский курятник! И павлины (хех! – как говорил товарищ Сухов), и мавлины… Мавлин был один. От павлина отличается цветом. Сравните: слева павлин, справа мавлин.
По предположению супруги, мавлин подрабатывает на свадьбах, которые в отеле были чуть не каждый день.
Удивительно наблюдать утром павлина на балконе третьего этажа, в соседнем коттедже.
Распущенным хвостом павлин нас порадовал только однажды. Но хвост – это что. Вот когда толпа павлинов гонится по лужайкам и дорожкам за работником, несущим ведро (предположительно с кормом) – это хохма.
Фламинго (по-испански называются ещё выразительней: «фламенко») просто светятся алыми перьями, хоть салат ими украшай. Однако, когда принимаются чиститься, видно, что подмышки у них чёрные.
Лебеди-кликуны, лебеди-шипуны. И Одетты, и Одилии. До сих пор неясно, какую лапу – левую или правую – мы видим в этом балетном адажио. Без пуантов.
Одна из Одилий в нашу там бытность снесла яйца и уселась на них прямо обочь пешеходной галереи. Лишь однажды довелось застать гнездо без наседки. Жаль, гусят не довелось дождаться.
Цесарки.
По утрам где-то петух поёт, вороны щебечут. Про ворон – не фигура речи. Ворона она или кто, размером с сороку, а все ухватки вороньи. А уж поёт на все лоды – и свистит, и щёлкает, и трещит, и булькает. У нас над входом обитала ворона, изумительно изображавшая наш дверной звонок (который на Камчатке остался). Как зачвикает, так мы с женой подскочим и дёрнемся открывать. Откуда прознала – мистическая тайна.
И дятлы на пальмах. И желтопузики всяко-разные.
И пеликаны! Пеликаны!
В иную погоду на каждом этом столбе сидело по пеликану. Время от времени тот, другой снимался с насеста и летел, подобно самолёту-амфибии, вдоль дыбящейся волны, почти прямо над нашими головами.
Цапля залётная.
Какие-то макроголуби, которые утром, зарывшись в кроны пальм, перекрикивались на пару дурным клёкотом. (Кабы не бинокль, ни в жизнь не разглядел бы.) А днём щеперились на газоне.
И, несколько не к месту, но как раз в тему – микроголубь из Мехико-Сити. (Обычных голубей там тоже сколько хошь, но есть ещё и такие – половинного размера.)
Я не орнитолог, я просто потребитель птичьей красоты.