Наши корабельные батареи молчали, ибо действовать из них было бы лишняя трата пороха, снарядов, и совершенное незнание хладнокровного артиллерийского дела.
Зато внимание всех было обращено на 48-ми фунтовую пушку, которая была поставлена на левом шкафуте. – Недолго приходилось ей оставаться в бездействии; значительный отряд канонерских лодок, выдвинулся из своей позиции, с явным намерением вредить нашему кораблю, как это и видно из донесения Адмирала Дондаса. – В 8 часов лодки эти приблизились на действительный выстрел нашей пушки, и в то же время раздалось первое пли! Зрительные трубы и сотни глаз устремились на то место, куда направлен был выстрел: «Долетело!» – раздалось в одно время с марса и юта. – Надо было видеть то действие, которое произвело это слово, как на офицеров так и на матрос; надо было видеть оживленную прислугу этого орудия, которому досталась завидная доля – отмстит неприятелю.– Все офицеры, начиная с капитана, наперерыв друг перед другом спешили подойти к пушке и навести ее; матросы почитали за счастье зарядить, принести картуз, ядро и прочие потребные для действия принадлежности. – Капитан, видя рвение своей команды, приказал по очереди вызывать наверх прислугу прочих орудий, которая находилась в совершенном бездействии. – Неохотно матросики расставались с своею, как они ее называли, «ланкастеркою». Воображаю, что было бы, если б с этою командою пришлось действовать целыми батареями – всеми 60-ю орудиями. – Неприятель, стреляя большею частию навесно, не мог, относительно такой малой цели, какую представлял ему наш корабль, сначала определить с точностию дальность своих выстрелов. – Только в исходе десятого часа снаряды его начали наносить нам действительный вред.
Излишним было бы описывать действие каждого неприятельского снаряда отдельно, результат постоянно был один и тот же, но тем не менее я не хочу ограничиться этими короткими словами, не упоминая о тех страшных катастрофах, которые ежечасно разыгрывались где-нибудь на корабле. – Не говорить о них ни слова, значило бы скрывать достоинство и честь нашего экипажа, и того мужества и стойкости, которую показали наши храбрые матросы.
Я уже выше сказал, что с половины десятого огонь неприятеля в особенности сделался жесток: бомба за бомбой падали на корабль и около него, и при каждом падении их он трясся во всем своем составе и стонал. Бимсы ломались как лучина, железные кницы рвались как нити. – Вода кипела около, от бомб разрывающихся в ней, и целые десятки серебристо-чешуйчатых рыб плавали около ватерлинии. – Вслед за грохотом лопнувшей бомбы раздавался крик, стон, за тем громкие распоряжения офицеров и густой удушливый дым наполнял палубу, так что иногда почти не было возможности из одного дека попасть в другой. – Правда, говоря вообще и сравнительно, мы понесли значительный урон, но я уверен, что он показался бы малым каждому, кто был свидетелем тех страшных разрушений, которые производили разрывавшиеся снаряды в нижних деках с полною в них прислугою. – Нужно удивляться, как уцелели у нас офицеры, бывшие в деках. – На небольшом пространстве полуюта постоянно находились: Командир корабля, Капитан I-го ранга Поплонский, старший офицер Лейтенант Костин, Поручик Корпуса Флотских Штурманов Любимов, кадет 1-го Штурманского Полуэкипажа, сигнальщик и часовой под флагом. Три бомбы, почти вслед одна за другою, упали между ними, Только заметно было, как все они невольно наклонялись. Громадные снаряды пробивали ютовую палубу, как бумагу, затем следующую палубу, и все разорвались в капитанской каюте с такою силою, что некоторые осколки вылетели обратно назад, чрез две палубы. Все стоявшие в это время на юте вспрыгнули, как бы подброшенные сверхъестественною силою. Из каюты показался густой дым и в ту ж минуту бросились туда люди с ведрами и топорами, другие тащили брандспойт; и после деятельной получасовой работы пожар был потушен. Но какой жалкий вид представляла эта каюта; корма была разворочена, каюта опустела, прекрасная мебель была обращена в обломки, покрытые какою-то черно-бурою массой; осколки эти как бы нарочно были разбросаны по разным направлениям, так что с трудом можно было пробраться вперед. Правая раковина почти совершенно уничтожена. Но, благодаря Бога, несмотря на три разорвавшиеся бомбы, раненых было немного.
В это же время на Густафс-Сверте взорвало бомбовые погреба. Взрыв был неимоверно силен; темная масса земли, дыму, камней поднялась прямо кверху, а вместе с ними бомбы и гранаты; как бы тысячи орудий, самым частым беглым огнем, загрохотали они в воздухе и рассыпались по земле. Корабль беспрестанно колебался от движения воздуха: осколки мелким дождем сыпались к нам на палубу, почему люди с баку должны были перейти к бизань-мачте или спуститься в батарейную палубу. – Говорят, даже самый жар был ощутителен. Бывшие на кубрике предполагали, что неприятель со всеми силами бросился напролом и крепость вдруг открыла канонаду изо всех орудий.
После пожара в капитанской каюте я спустился в нижний дек и едва только ступил на палубу, как был поражен необыкновенно сильным треском. Инстинктивно отбежал я к другому борту и в то же время 5-ти пудовая бомба, пробивши борт и бимс, упала на палубу, лишенная уже всякой силы, и покатилась прямо к ногам батарейного командира Лейтенанта Унгерн-Штернберга; пробоина, сделанная ею, дымилась. В первый момент все бросились в сторону, но подождав немного, видя, что бомба молчит, подошли к ней. Долго публика рассматривала ее с любопытством и прочитали ей не один панегирик, украшенный крепкими словцами. Сначала некоторые матросики пробовали было выбросать ее за борт, но, натурально, не достало силы; наконец церемониально положили на койку, которую четверо взяли за углы и понесли к борту. Так как с койки ее бросить было трудно, то возник жаркий спор: бросить ли ее с койкой или сберечь последнюю; защитников последнего мнения особенно 6ыло много, не знаю как долго продолжалось бы это замечательное прение, если бы не подошел офицер и не велел выбросить все вместе. Я не долго пробыл в нижнем деке, но при мне было еще два потрясающих удара и один взрыв, а затем потянулась по трапам печальная процессия убитых и раненых. Но вот новый поразительный треск, крики, и корабль зашатался; я бросился наверх, пораженный особенным гулом, за мною последовало несколько матрос. Такая же 5-ти пудовая бомба упала на верхнюю палубу близ фок-мачты, переломила бимс толщиною в 11-ть дюймов, потом ударила в палубу опер дека и также переломила бимс толщиною в 1 фут 1 дюйм. Преодолев столь сильные преграды она разрядилась в мидель-деке. при чем вспыхнули находившиеся близь этого места картузы и вместе с бомбою произвели оглушительный взрыв и пожар. Все, что стояло на ногах, упало ниц; серыми клубами дым валил в палубу, скрывая все от глаз, только изредка пламя горящей палубы и бимсов, пробивалось сквозь эту тьму. Напрасно батарейный командир Лейтенант фон-Дезин силился выговорить слово, удушливый дым лишал всякой возможности произнести звук, наконец он закричал: картузы! и сметливые матросы разом поняли в чем дело. И несколько человек ринулись в самое место пожара и, так сказать, из огня вынесли ящики с картузами, которые выбросили за борт, что сделано и в прочих батареях. Далее я видел, что фон-Дезин уже и не пытался командовать, а ограничивался пантомимами. Показав матросам руками на порт, принялся сам поднимать его; в один миг все бросились по местам и последовали его примеру; дым густою массою начал выходить из дека и окружающие предметы сделались несколько яснее. В это время работа кипела и вода лилась в обилии. Прибежавший сверху Капитан бросился к самому месту пожара; тесно окруженный со всех сторон матросами не успел он еще сказать несколько слов, как сильная струя брандспойтов окатила его с ног до головы. Тщетно силился он закричать, речь его была заливаема водою; сквозь дым ничего нельзя было видеть. Он делает отчаянное усилие, чтобы пробиться сквозь сплошную толпу людей, усилие его увенчалось успехом, но зато потеряв равновесие он упал и ушиб довольно значительно голень правой ноги. Не обращая на это внимание он продолжает делать распоряжения, и команда, одушевляемая его присутствием, работала с увлечением. Стук топоров, свист пилы, шум падающей воды, шипение брандспойта, движение нескольких десятков людей в каком-то тумане, представляло поистине, хотя тяжелое, но прекрасное зрелище. Мало-помалу все это начало стихать, но я не дождался конца. Эта бомба произвела значительные разрушения в корабле и угрожала сильным пожаром, и много стоила нам: при разрыве ее и картузов убитых и раненых было 14 человек.
Между тем как в каждом деке происходили драмы подобные описанной, пальба из нашей ланкастерской пушки не прекращалась, а подача картузов и ядер производилась в строгом порядке; пушка сделала уже 200 выстрелов. – Вот опять из-за угла крепости показалась лодка, пушку торопились придвинуть, но лодка уже сделала выстрел; чрез несколько мгновений все нагнулись, бомба просвистала над головами, ударила в нижнюю часть грот-мачты, немного выше палубы, прямо в бугель, который разлетелся в куски, звенья его далеко отскочили в сторону, и в то же мгновение разорвало бомбу. Часть прислуги, более или менее тяжело раненые, упала на палубу, а наводивший в это время пушку Корп. Морск. Артиллерии Прапорщик Свенторжецкий упал, контуженный в ногу, на руки близстоявшего матроса. Всех тотчас же снесли на кубрик, прислуга заменена и выстрел загремел. Я забыл упомянуть, что незадолго пред этим бомба, пробивши марс, ударила тотчас ниже его в грот-мачту, расщепала почти надвое и тут же разорвалась. Должно назвать неимоверным счастием, что осколки не задели находившегося там Корп. Флот. Штурм. Прапорщика Клыкова, который более 12-ти часов наблюдал оттуда за полетом наших ядер, с таким же вниманием и хладнокровием, с каким он привык наблюдать движение солнца, открытие маяка, бросание лота и другие мирные предметы.
Все описанное выше произошло до полдня. С часу пополудни мы терпели менее, прибыль раненых стала уменьшаться; но в исходе 3-го часа мы опять понесли, за один раз, значительную потерю. Это случилось в опер-деке. Не знаю почему, на месте падения снаряда скопилось, как нарочно, довольно большое число людей: может быть оттого, что чрез люк видно отчасти происходящее наверху, а может быть, многих привлекло религиозное чувство, обыкновенно сильно говорящее в такие минуты, к находившемуся тут образу, только дело в том, что к нашему несчастию, люди стояли здесь столпившись. Бомба пробила верхнюю палубу, вблизи светлого люка на шканцах, влетела в средину матросов, и, слегка коснувшись следующей палубы, разорвалась. Произошло сильное смятение, людей разбросало в разные стороны; двоих убило наповал, так что в одном едва можно было узнать образ человека; стоны и вопли 12-ти человек раненых, не считая контуженых, оторванные члены, кровь, густой дым довершали ужас картины. Разрушение произведенное ею было также весьма значительно; верхняя палуба загорелась и была пробита во многих местах, находящийся тут прекрасный киот с образом был совершенно уничтожен: нижняя палуба осела; железные пиллерсы были согнуты в дугу, массивная медная решетка, покрывающая люк, была также изогнута, как ничтожная проволочная сетка. Впоследствии еще одна бомба упала около этого места, но прошла еще ниже.
(Ещё не всё.)