Люблю такую информативность, когда в малом большое сказано, без лишних слов. Великий кукольник Образцов частушечную строчку приводил: «Печку письмами топила…» – три слова, в которых история неудачной любви рассказана. «Буря мглою небо кроет» - восемь слогов, живописующих тревожное начало непогоди.
Спрашивается, чего ради писать космические саги, когда можно написать детский рассказик? Всю эту закадровую сагу осознаёшь между делом. А дело – это вот, заветное дерево тубагач, похожее на царь-пушку. Оно может стреляться мальчишками. И каждый мальчишка знает и мечтает повторить это полузапретное чувство полёта – если не из тубагачьего жерла, так хоть с крыши гаража в сугроб, с обрыва в реку, да хоть с ржавой коечной сетки или с качели в песочницу… Всем нам иногда снятся полёты, когда так же бьёт в переносицу адреналин восторга, сердце зависает в груди, а в животе прочие внутренности взвизгивают, теряя опору.
Мальчишка Булгак – маленький, настырный, последний романтик потерявшегося в космической бездне рая – не очень похож на эпического героя. Он делает уроки, завидует сильным, побаивается грубых и… верит в великую миссию ради светлого будущего. И становится ясно, что миссия-таки выполнима, и никем другим кроме Булгака, именно потому что он маленький настырный романтик, настоящий мальчишка.
И просто здорово написано. У кинематографистов есть приём – деталью обозначить целое. Допустим, на потолке пляшут зайчики от морской волны, и мы понимаем – за окном венецианский Канале Гранде.
И в «Тубагаче» множество таких «зайчиков». «Булгак стал вспоминать, но не вспомнил, что такое девочки и тем более отбивные». «Булгак рухнул в густую крону дубоели на окраине Дурного леса…» «Ещё они [учителя] ругались из-за упоминания проблем», – как не верить, узнаваемо.
Я всегда говорил, что Шамиль для детей лучше пишет, чем для взрослых.
И рисунки отличные. Вот лучше не надо – и зримость придаёт, и мера условности соблюдена, больше подробностей не надо.
Браво Шамилю. Браво художнику. Ура издателю.
Рекомендую искренне, пацанам и взрослым.