Созвав друзей по норам,
Чтоб отдохнуть от суеты,
Поют романсы хором.
Но напроситься к ним в уют
У нас навряд ли выйдет:
Кроты тогда лишь и поют,
Когда никто не видит.
Когда из леса грибники
Уйдут с пустой корзинкой,
Грибы вылазят на пеньки
Потанцевать лезгинку.
Плясать - их страстная любовь,
Но им не нужен зритель,
И лихо пляшущих грибов
Никто еще не видел.
Многоэтажные дома
Зачахнут без зарядки,
Домам полезна кутерьма -
Прыжки, пятнашки, прятки...
Но обернись - и тут же дом
Замрет, как паралитик.
А скачет и резвится он,
Когда никто не видит.
Когда родители одни
(А чадо спит в постельке),
Играют в “Матрицу” они
И бегают по стенке,
По потолкам и по шкафам,
Сигают со всей прыти.
Так радостно для пап и мам,
Что дети их не видят!
А Вовка взрослым не грубит,
Петарды не швыряет,
Не делает дурацкий вид,
В носу не ковыряет,
Не дразнится, не строит рож
И мухи не обидит,
И сам на Вовку не похож...
КОГДА НИКТО НЕ ВИДИТ!
Декабрь 2004.
Это я книжку Светланы Лавровой читаю: "Три дня до конца света". А там фраза: "Один мой приятель говорил: "Кто знает, во что превращаются стулья, когда мы от них отворачиваемся?""
Кого не занимал такой вопрос?
Стихи мои, правда, не блеск. Это я время коротал, ожидая дочь в горнолыжной школе - и рифмы упирались, как жихарки на лопате, уминал чуть не ногами.
Дочь на лыжах бросила кататься, так и не полюбила. Зато начал я. В стиле "горбатенький деревянненький Буратино". Но мне всё равно нравится. А зрители стерпят. Сегодня ещё пойду на гору.